Собрание сочинений [Том 1] - Кастанеда Карлос (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT) 📗
Он затопал по полу, как капризный ребенок, тогда как Ла Горда стояла улыбаясь.
- Давай уйдем из этого дома, Маэстро, - громко сказал он.
Его внезапный переход от печали к гневу заворожил меня. Я целиком ушел в наблюдение за ним. Одной из его характерных черт, которые меня изумляли, была необыкновенная легкость движений. Даже когда он топал ногами, движения его были грациозны.
Внезапно он протянул руку над столом и чуть не вырвал мой блокнот. Он схватил его большим и указательным пальцами правой руки. Мне пришлось удерживать его изо всех сил обеими руками. В его тяге была огромная сила, так что если бы он действительно хотел забрать блокнот, он сделал бы это без труда. Но он отпустил его и когда он убирал руку, у меня появилось мимолетное впечатление, что она чем-то удлинена. Это случилось так быстро, что я мог объяснить это иллюзией, вызванной внезапностью толчка, произведенного огромной силой его попытки выдернуть блокнот. Но я был уже научен тому, что нельзя объяснять действия этих людей обычным образом, поэтому не стал и пытаться.
- Что у тебя в руке, Паблито? - спросил я.
Он отпрянул и изумленно спрятал руку за спину, смущённо пробормотав, что нам надо поскорее оставить этот дом, так как здесь ему становится дурно.
Ла Горда громко рассмеялась и сказала, что Паблито такой же хороший притворщик, как Хосефина, а может даже и лучше. И если я буду настаивать, чтобы он сказал, что у него в руке, он упадет в обморок и Нестору придется выхаживать его несколько месяцев.
Паблито начал задыхаться. Его лицо побагровело. Ла Горда равнодушно велела ему прекратить представление, потому что у него нет аудитории. Она уходит, а у меня не хватит терпения. Затем она обернулась ко мне и властно сказала, чтобы я не ходил к Хенарос.
- Почему, к дьяволу, нет? - завопил Паблито и подскочил к ней, словно пытаясь помешать ей уйти. - Какое нахальство! Говорить Маэстро, что он должен делать!
- У нас была стычка с союзниками прошлой ночью, - сказала Ла Горда Паблито как само собой разумеющееся. - Нагваль и я еще не пришли в себя после этого. Я бы на твоем месте, Паблито, уделила внимание работе. Ситуация изменилась. Все изменилось после его приезда.
Ла Горда вышла через переднюю дверь. Я начал понимать, что она действительно выглядит очень усталой. То ли ее туфли были ей чересчур тесны, то ли она была настолько слаба, что едва волочила ноги. Она казалась маленькой и хрупкой.
Я подумал, что, должно быть и сам выгляжу усталым. Так как в доме не было зеркал, мне захотелось выйти наружу и посмотреть на себя в боковое зеркальце моей машины. Я, наверное, так бы и сделал, но Паблито помешал мне. Очень искренне он попросил меня не верить ни слову из того, что она сказала о нем как о притворщике. Я предложил ему не беспокоиться об этом.
- Ты страшно не любишь Ла Горду, правда? - спросил я.
- Можешь повторить еще раз, - сказал он с лютым видом. - Ты лучше других знаешь, как опасны эти женщины. Нагваль сказал, что однажды ты приедешь сюда и попадешь к ним в лапы. Он умолял нас быть начеку и предупредить тебя об их замыслах. Нагваль сказал, что у тебя имеется одна из четырех возможностей: если бы наша сила была достаточной, мы могли бы привести тебя к себе предостеречь и спасти тебя; если бы у нас было мало силы, то мы пришли бы сюда как раз для того, чтобы увидеть твой труп; третьей - было бы найти тебя пленником доньи Соледад или одной из этих омерзительных баб; четвертой и самой неправдоподобной было бы найти тебя живым и здоровым.
Нагваль сказал, что если ты останешься в живых, ты сам станешь Нагвалем и мы должны будем верить тебе, потому что только ты сможешь нам помочь.
- Я сделаю для тебя все что смогу, Паблито. Ты знаешь это.
- Не только для меня. Я не один. Свидетель и Бениньо со мной. Мы вместе, и ты должен помочь всем нам.
- Конечно, Паблито. Об этом не может быть и речи.
- Люди здесь, в округе, никогда не беспокоили нас. Все наши проблемы связаны с этими безобразными мужеподобными уродинами. Мы не знаем, что делать с ними. Нагваль приказал нам оставаться возле них несмотря ни на что. Раньше я был очень счастлив. Теперь я, кажется, больше не смогу наладить свою жизнь.
- Что случилось, Паблито?
- Эти ведьмы выжили меня из дому. Они взяли верх и выбросили меня из дому, как мусор. Теперь я живу в доме Хенаро вместе с Нестором и Бениньо. Нагваль сказал, что такое может случиться, и дал Ла Горде задание быть посредником между нами и этими тремя суками, но Ла Горда все еще остается такой, какой Нагваль обычно называл ее - Двести Двадцать Задниц. Он дал ей это прозвище потому, что она весила двести двадцать фунтов, и она носила его много лет.
При воспоминании о Ла Горде Паблито фыркнул от смеха.
- Она была самой жирной и вонючей недотепой, какую только можно представить, - продолжал он. - Сейчас она весит вдвое меньше, но по своему уму все еще остается такой же толстой и ленивой и ничего не может сделать для нас. Но теперь ты здесь, Маэстро, и наши беды позади. Теперь нас четверо против четверых.
Я хотел вставить замечание, но он остановил меня.
- Позволь мне закончить то, что я хотел сказать, прежде чем эта ведьма вернется обратно, чтобы вышвырнуть меня, - сказал он, нервно поглядывая на дверь. - Я знаю, что они сказали тебе, что вы пятеро - одно и то же, так как вы - дети Нагваля. Это ложь! Ты подобен и нам, Хенарос, потому что Хенаро помогал тебе формировать твою светимость. Ты тоже один из нас. Понимаешь, что я имею в виду? Так что не верь тому, что они говорят. Точно так же ты принадлежишь и нам. Ведь они не знают, что Нагваль рассказал нам все. Они думают, что только они все знают. Нас сделали два толтека. Мы - дети обоих. Эти ведьмы…
- Постой-постой, Паблито, - сказал я, закрыв ему рот рукой.
Он остановился, очевидно испуганный моим внезапным жестом.
- Что ты имеешь в виду, говоря, что понадобились два толтека для того, чтобы сделать нас?
- Нагваль говорил нам, что мы - толтеки. Он сказал нам, что толтек - это получатель и хранитель тайн. Нагваль и Хенаро - толтеки. Они дали нам свою особую светимость и свои тайны. Мы получили тайны, и теперь храним их.
Использование им слова «толтек» озадачило меня. Я был знаком только с его антропологическим значением. В этом контексте оно относилось к культуре говорящего на языке науатль народа в Центральной и Южной Мексике, которая ко времени Конкисты уже угасала.
- Почему он называл нас толтеками? - спросил я в полном недоумении.
- Потому что мы ими являемся. Вместо того, чтобы называть нас магами или колдунами, он говорил, что мы - толтеки.
- Если это так, то почему ты называешь сестричек ведьмами?
- А, это потому, что я ненавижу их. Это не имеет никакого отношения к тому, чем мы являемся.
- Нагваль говорил это всем?
- Да, конечно. Все знают это.
- Но он никогда не говорил этого мне.
- Ну, это потому, что ты очень образованный человек и всегда начинаешь обсуждать любую ерунду.
Он пронзительно рассмеялся и похлопал меня по спине.
- Нагваль случайно не говорил тебе, что толтеки были древним народом, который жил в этой части Мексики? - спросил я.
- Видишь, куда тебя заносит. Вот поэтому он и не говорил тебе. Старый ворон, наверное, и не знал, что толтеки были древним народом.
Смеясь, он стал раскачиваться на своем стуле. Смеялся он очень заразительно и с большим удовольствием. Потом встал и прошел к кухонной плите. Изучив содержимое горшка, стоявшего на малом огне, он спросил, кто приготовил эту еду. Я был совершенно уверен, что это дело рук Ла Горды, но ответил, что не знаю. Он несколько раз принюхался к нему короткими вдохами, как собака, и заявил, что нос говорит ему: еду готовила Ла Горда. Он спросил меня, пробовал ли я это, и когда я сказал, что закончил есть как раз перед его приходом, он взял миску с полки и положил себе огромную порцию. Он настоятельно порекомендовал мне есть только пищу, приготовленную Ла Гордой и пользоваться только ее миской, как это делает он сам. Я ответил, что Ла Горда и сестрички подавали мне еду в темной миске, которую держали на полке отдельно от остальной посуды. Он сказал, что она принадлежала самому Нагвалю. Мы вернулись к столу Он ел молча и очень медленно. Его полная сосредоточенность заставила меня осознать, что в полном молчании все они ели всегда.
